Рузвельт и Россия — попытка № 1. Чем обернулась смерть 32-го президента США?
80 лет назад, 12 апреля 1945 года, произошло событие, которое резко изменило если не ход Второй Мировой войны, то её контуры. И разумеется, контуры послевоенного мира, который должен был бы стать если не совсем другим, то значительно лучше. Во всяком случае, для нашей страны — точно. В тот день из жизни ушёл 32-й президент США Франклин Делано Рузвельт.
О том, что бывает даже в тех случаях, когда власть в великой державе переходит к преемнику без особенных эксцессов, мы осведомлены прекрасно. Что далеко ходить? Вспомните хотя бы события конца января нынешнего года, когда к исполнению своих обязанностей приступил Дональд Трамп — президент, законно избранный на второй срок. Грандиозные перемены в мировом политическом раскладе, причём для России вполне благоприятные. И это только начало. Как оно повернётся потом, гадать не будем — случиться может всякое.
Тем больше резонов вспомнить историю взаимоотношений нашей страны и США в двенадцать лет правления Франклина Рузвельта — с 1933 по 1945 гг. А особенно то, что произошло после его смерти.
Считается, что на те годы пришёлся пик сближения между нашими странами. Никогда ещё — ни до Рузвельта, ни после — не было в нашей общей истории настолько продуктивных и, главное, взаимовыгодных отношений, как в тот период. Из чего многими делается поспешный вывод — дескать, Рузвельт симпатизировал России и русским. Что вроде как даже подтверждается свидетелями. Скажем, вдова президента Элеонора говорила чётко и недвусмысленно: «Сталин нравился Рузвельту».
О конструкции «Сталин плюс Рузвельт» речь ещё будет. Но пока надо усвоить, как «Отче наш» — личные симпатии в таком деле, как политика, весят немного и проходят по ранжиру «грош цена в базарный день».
«Россия сейчас представляет собой современную цивилизацию in extremis. Крушение России вряд ли ограничится её пределами. Другие государства, и к востоку, и к западу от России, одно за другим будут втянуты в образовавшуюся таким образом пропасть. Возможно, что эта участь постигнет всю современную цивилизацию...»
Это выдержка из книги «Россия во мгле» английского писателя и публициста Герберта Уэллса. Книга вышла в 1920 году, так что латинское выражение in extremis, означающее «на пределе выживания», или даже «на пороге гибели», вполне уместно — к Гражданской войне тогда добавилось ещё и вторжение поляков.
Возможно, что Рузвельт эту книгу читал — всё-таки Уэллс был, мягко говоря, не последним англоязычным публицистом. Но если даже и нет, то вся деятельность Рузвельта на посту президента США относительно нашей страны была нацелена на две вещи. Во-первых, не допустить того самого «крушения» России. А во-вторых, сделать так, чтобы оно вообще было исключено из политической повестки навсегда.
И никакие симпатии или антипатии здесь ни при чём. Чистый, можно сказать, дистиллированный прагматизм. Хочешь, чтобы мир был стабилен и чтобы цивилизация не рухнула в тартарары? Залогом этого является сильная и спокойная Россия, какой бы общественный строй эти русские у себя ни завели. Стало быть, России надо если не помогать, то хотя бы не мешать, и тогда всё будет в порядке. Но самое лучшее — заручиться её дружбой.
Не исключено, что Рузвельт взялся бы за дело сразу. Но вышло так, что именно в 1921-м он оказался в инвалидном кресле и на какое-то время самоустранился от активной политической жизни. Зато впоследствии он придерживался своей линии жёстко. Победив на выборах, он сумел продавить признание СССР и наладить с нашей страной полноценные дипломатические отношения. Что было весьма непростой задачей — в 1933 году к власти, помимо Рузвельта, пришёл ещё кое-кто. Причём этого «кое-кого» по имени Адольф Гитлер элиты США видели в роли самого верного средства по спасению капитализма, а о сотрудничестве с «красными» не хотели и слышать. Но Рузвельт всё-таки настоял на своём — в ноябре 1933 года США признали СССР. В 1935 году между нашими странами было подписано торговое соглашение, а два года спустя Рузвельт расширил его до «режима наибольшего благоприятствования» во взаимной торговле.
Это было лишь первыми шагами. В дальнейшем Рузвельт умело и по-прежнему прагматично тасовал опции «помогать России» и «не мешать России», причём ближе к финалу своей деятельности он дорос до самого главного — заручиться дружбой нашей страны. Насчёт «помогать» известно многим — именно Рузвельт был инициатором как можно более быстрого открытия второго фронта в Европе во время войны. Насчёт «не мешать» говорят меньше, но и это, в общем, тоже более или менее на слуху. Во всяком случае, фразу Рузвельта, относящуюся к территориальным претензиям СССР, обозначенным в ходе войны, нынешним политикам надо бы вспоминать почаще, поскольку она справедлива и соответствует действительности: «Русские хотя лишь вернуть то, что у них было отторгнуто».
Ну а что касается дружбы с Россией, то здесь высшей точкой стала Бреттон-Вудская конференция 1944 года, где обсуждалось, пожалуй, самое главное — экономическое устройство послевоенного мира. И не только обсуждалось, но и строилось. Причём с активным участием СССР — наша делегация, подписав соответствующие документы, стала учредителем таких важных структур, как Международный валютный фонд и Международный банк реконструкции и развития. Правда, с одним условием — рубль становился такой же мировой валютой, как доллар и фунт стерлингов. Рузвельт принял эти условия. Более того — понимая, что лояльность надо подтверждать материально, сделал шаги навстречу, предложив Сталину беспроцентный кредит в десять миллиардов долларов на восстановление экономики. Между прочим, такой же суммой исчислялась советская доля репараций с побеждённой Германии и её сателлитов.
Обратим внимание — это предложение было адресовано лично Сталину. Дело в том, что Рузвельт сумел подняться над снобизмом американских политиков, утверждавших, что с советским лидером нельзя вести себя как с джентльменом, поскольку он, дескать, запятнал себя криминальным прошлым, да и сейчас, по сути, есть не кто иной, как «кавказский бандит».
Подобный снобизм нелеп и смешон хотя бы по той причине, что у многих представителей американской «аристократии» в семейном шкафу хранятся такие скелеты, что им лучше помалкивать. Почти у каждого из них предки были такими бандитами и грабителями, а то и душегубами, что товарищ Джугашвили на их фоне выглядит откровенно бледно. И потому многоумный Рузвельт отвечал им примерно так: «А я буду вести себя с ним не как с бандитом, а как с джентльменом, и он перестанет быть бандитом».
Но этого не понадобилось. Первая же встреча Рузвельта и Сталина убедила первого в том, что советский лидер никакой не «бандит», и по части «джентльменства» может дать фору хотя бы и Черчиллю. Во всяком случае, он говорил: «Работать с ним — одно удовольствие. Никаких околичностей. Я верю, что мы и впредь будем отлично ладить и с ним, и со всем русским народом».
К сожалению, этого не случилось. После 12 апреля 1945 года «ладить» с нами было некому. Внезапный уход Рузвельта из жизни перечеркнул тот рождающийся послевоенный мир, где наша страна и США могли бы строить отношения на основе взаимовыгодного и равноправного сотрудничества. А ведь для этого нужно совсем немного — президенту США нет необходимости симпатизировать России. Нужно быть всего лишь прагматиком и понимать то, что понимал когда-то Франклин Делано Рузвельт.